В маленьком городке Краснополье Мотю знали как художника и никак иначе. Он был низкого роста, с рыжими волосами и веснушками на лице, а его длинный еврейский нос и всегда грустные глаза делали его особенным. Работая в клубе художником, Мотя каждый день создавал новые рисунки для киноафиш. Так как фильмы в городке демонстрировались всего один раз, а зрители ходили только на первый сеанс, афиши менялись каждый день. Но несмотря на это, Мотя относился к своей работе серьезно и каждую афишу рисовал так, будто она была вечной. В клубе было всего две рамки для афиш, и Мотя, ставя новую, снимал старую и сразу же использовал её для следующей. Он нес старую рамку к лестнице, которая вела в кинозал, а под этой лестницей у Моти была маленькая комнатка, где он хранил краски. Он доставал свои инструменты и начинал перерисовывать свой прошлый рисунок, покрывая его слоем грунтовки. Когда работа была закончена, Мотя обернулся ко мне и улыбнулся так мило и наивно, как ребёнок, и сказал: "Был художник, нет художника".