—Все… Прощай. Я ухожу.
Мирослав говорил нервно и скупо. Он не смотрел на Машу.
—Да…
Она тоже смотрела не на Мира — на шумную, заполненную машинами Набережно-Крещатицкую улицу, на старые подольские дома и воспарившую в небе над ними Андреевскую церковь — куда угодно, но не на него.
—Так будет лучше,— сказал он.
—Да,— глухо повторила она.
—Прощай.
—Да.
—Я иду.
—Да. Иди.