«Втот самый момент Аннушка еще неподозревала, чтоее так зовут. Онавообще ничего незнала, кроме спокойствия утробной позы ивлажного безмятежного бытия. Того самого, чтопредшествует основному. Ивдруг покой ее нарушился: всевокруг заколыхалось, закружилось. Сначала размеренными толчками. Долго. Мучительно. Потом стало натужно давить совсех сторон. Выпирать ивыталкивать изпривычной размеренной жизни. Мягкой, податливой еще головке доставалось больше всего. Онапротив воли втискивалась вневероятно узкий туннель. Застревала накаждом миллиметре. Иголова должна была расплющиться, познавая первую боль. Младенец подсознательно поворачивал головку, чтобы протиснуться вперед. Сначала– вбок, какбы глядя наплечо, потом– вниз, подбородок кгруди. По-другому нельзя– сверху неумолимо подгоняли. Потом темечко уперлось снова, ноуже вочто-то более мягкое. Мягкое подождало иподдалось. Ребенок протиснулся, наконец, благодаря чьим-то резиновым рукам, набожий свет…»