«…Пушкин соскочил с подоконника, но был он уже какой-то не такой, каким пришел сегодня к Демуту. Провел он ладонью по лицу, словно смахивая нечаянную тоску, и протянул Нащокину свой опустевший бокал: –Плесни мне, цыган! Если у вас осталось… А над Петербургом плавилась ужасная жара. Над манежами и плацами висла белая мучнистая пыль. Вдали пересыпалась копытная дробь кавалерии, без песен ехавшей на Марсово поле… И был самый разгар дня– дня 29 июня 1833 года…»